Кто разбудит право

Кто разбудит право
В феврале 2017г. приговором суда мой подзащитный был признан виновным в преступлении, предусмотренном ч.5 п. «в» ст. 290 УК РФ (получение взятки) и ему назначено наказание в виде лишения свободы соком на 10 лет в исправительной колонии строго режима, с лишением права занимать должности в системе правоохранительных органов, связанные с осуществлением функций представителя власти, сроком на два года и штрафом в размере пятидесятикратной суммы взятки, в размере 14.500.000 рублей. По делу также осужден гр-н А., который признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 п. «б» ст.291.1 УК РФ (посредничество во взяточничестве) и приговорен судом к наказанию в виде 7 лет лишения свободы в исправительной колонии общего режима и штрафу в размере пятидесятикратной суммы взятки, в размере 14.500.000 рублей.
Во всех вышестоящих судебных инстанциях приговор устоял.
В своих актах судебные органы указали на то, что В. признан виновными в том, что совершил получение взятки в виде денег в крупном размере, за общее попустительство по службе и незаконное бездействие в пользу взяткодателя П., входившие в его служебные полномочия.
Сами осужденные своей вины не признали. Так, мой подзащитный показал, что к нему обратилась некая П., у которой была информация о том, что на территории одного из округов г. Москвы осуществляется распространение наркотического средства «спайс», и она готова изобличить преступников и раскрыть схему их взаимодействия. В компетенцию В. действия по раскрытию преступлений не входили. Он доложил об этой встрече своему руководству. Мой подзащитный был заинтересован в раскрытии преступления, и договорился о встрече с П. с одним из оперуполномоченных. После этой встречи П. сказала, что сотрудники такого звена не потянут столь сложную работу и попросила познакомить ее с компетентными оперативными работниками из ГУ МВД г. Москвы, пообещав материально отблагодарить того, кто ее представит кому-то из сотрудников. Через некоторое время, мой подзащитный познакомил П. с А. (бывшим сотрудником УВД, занимавшемся борьбой с незаконным оборотом наркотиков), который за сто тысяч рублей согласился познакомить П. с нужными ей людьми. На встречу в ГУ МВД по г. Москве П. ездила вдвоем с А. О чем там шел разговор, моему подзащитному не известно. Однако, со слов А., В. стало известно, что по предоставленной П. информации, было открыто дело оперативного учета.
П. продолжала звонить моему подзащитному, предлагая встретиться. При встречах она рассказывала о том, что вот-вот должна состояться крупная сделка по продаже «спайса» на территории одного из районов г. Москвы. В один из дней она попросила снова увидеться с ней и пригласить на встречу А. На этой встрече 09.09.2015г. она положила перед А. сумму в размере 90 000 руб., как понял мой подзащитный, за организацию последним знакомства с сотрудниками МУРа.
А. взял деньги, положил их себе в карман, после чего они оба были задержаны сотрудниками ОСБ.
Таких историй много, ими сложно кого-то удивить. Каждый день что-то да происходит. Но суть в том, что в настоящем деле нет (не существует, не добыто) ни одного доказательства получения моим подзащитным взятки в размере 290 000 рублей.
И так, признавая виновным моего А. в совершении преступления, суд указал, что им была получена взятка:
-25.06.2015г. – в размере 30 000руб.
-26.06.2015г. – в размере 30 000 руб.
-27.06.2015г. – в размере 30 000руб.
-02.07.2015г. – в размере 30 000 руб.
-06.07.2015г. – в размере 60 000руб.
Однако, такое обвинения ничем не подтверждено.
Из показаний внедренного лица П. и оперативного работника Л. следует, что ранее они знакомы не были.
П. по своей собственной инициативе обратилась в ОСБ, где написала заявление о преступлении, после чего было получено ее согласие на внедрение. Обращу внимание, что в материалах дела отсутствует акт об инструктаже П. о недопустимости подстрекательства при проведении ОРМ. До обращения П. в отдел собственной безопасности, она никогда не общалась и не встречалась с моим подзащитным.
В ходе оперативного эксперимента 18 мая 2015г. внедренному агенту П. был выдан диктофон «Эдик-мини», на который велась запись всех разговоров, происходивших в ходе встреч П. с В.
Ни на одной из этих записей не зафиксировано факта передачи денежных средств В.
Установлено, в том числе и из показаний самой П., что вышеуказанное звукозаписывающее устройство с 18 мая 2015г. по 09 июля 2015г., не осматривалось, и информация с него весь этот период не снималась, промежуточных возвратов диктофона не было. То есть, оперативный эксперимент велся в режиме бесконтрольного, вольного поведения внедренного лица. Опросы агента П., согласно имеющимся в деле документам, также не проводились. Таким образом, оперативные органы не обладали достоверной информацией о действительных намерениях моего подзащитного, и не могли иметь законные основания для проведения повторных оперативных мероприятий.
В итоге, кроме голословного заявления агента П. о том, что В. получал от нее денежные средства в вышеуказанных суммах, иных доказательств в материалах дела не имеется.
То обстоятельство, что согласно протоколам, П. в присутствии понятых выдавались денежные купюры и проводился личный досмотр вещей, находящихся при физическом лице, не может свидетельствовать о самом факте передаче агентом взятки моему подзащитному.
Интересно и то обсоятельство, что в деле нет информации об источнике происхождения денежных средств для проведения ОРМ, но есть информация, что 50 000 руб., выданные на проведение реализации 09 июля 2015г. — личные средства оперативного работника Л.
В соответствии с протоколами выдачи денежных средств, купюры передавались П. в дневное время суток (с 12.00 часов до 16.00 часов), тогда как встречи с моим подзащитным проходили поздним вечером, не ранее 20.00 часов. Информация о том, где в течение дня находилась внедренное лицо П., и чем она занималась, в материалах дела отсутствует.
Также в материалах дела нет сведений о том, где была и что делала внедренный агент П. после встреч с В. и «передачи ему взятки».
Таким образом, очевидно, что процесс оперативного документирования якобы преступной деятельности моего подзащитного и А. велся без соблюдения законодательства, что в результате и повлекло за собой грубейшие нарушения их прав и законных интересов.
Обращу внимание на то, что все семь раз в актах осмотра и выдачи денежных купюр указано, что денежные средства выдаются для использования в ходе оперативного эксперимента, проводимого сотрудниками ОСБ в отношении В. и иных неустановленных лиц участвующих в незаконном обороте наркотических средств и психотропных веществ, и ничего не говорится о преступлении, предусмотренном ст. 290 УК РФ, а именно о получении взятки. В акте наблюдения и в показаниях сотрудников оперативных органов об обстоятельствах проведения ОРМ, в результате которого были задержаны В. и А., отсутствуют сведения о совершении последними каких-либо действий, направленных на незаконный оборот наркотических средств и психотропных веществ.
П. первая позвонила В. и уговорила о встрече. Все последующие встречи проходили именно по инициативе агента П. Действующее бесконтрольно внедренное лицо, вышло за пределы оперативного эксперимента, и при полном провале в получении информации о причастности В. к распространению наркотических веществ, по собственной инициативе, стало провоцировать моего подзащитного на получение взятки. Также, следует обратить внимание и на то, что просьба, с которой П. обратилась к В., касалась ее личных преступных планов, а ее действия были направлены на совершение моим подзащитным противозаконных действий. Но все аргументы и доводы защиты, остались без внимания.
Суды проигнорировали и показания свидетелей работников МУРа о том, что у них сложилось мнение, что П. дает информацию для устранения конкурентов, а также то, что П. ранее попадалась в поле зрения оперативных сотрудников, в связи с незаконным оборотом наркотиков.
Адвокаты обращали внимание судебных органов, что изначально в своих объяснениях, данных после проведения реализации, внедренное лицо П., предупрежденная об ответственности за заведомо ложный донос, заявила, что ей стало известно от некого Ю., с которым она познакомилась на улице полтора года назад, о том, что В. занимается распространением наркотических средств (спайс), а также за денежное вознаграждение оказывает покровительство лицам, занимающимся распространением наркотических средств (спайс). Далее в своих показаниях, данных в ходе предварительного следствия, П. утверждает, что о противоправных действиях моего подзащитного узнала в марте 2015г. от Ю., с которым ранее была знакома, и он занимался торговлей наркотическим веществом «спайс». Согласно показаниям осужденного Ю., данных им в СИЗО № 4, следует, что лично В. он не знает, никогда его не видел, но от различных знакомых, имен которых он не помнит, ему известно, что мой подзащитный в составе организованной группы занимается производством и продажей наркотического вещества «спайс», но о конкретных эпизодах ему не известно. Несмотря на то, что Ю. не был знаком с В., он сообщил П. личный номер работника полиции.
При этом, недоумение вызывает выписка осведомителя, согласно которой, Ю. подтверждает факт противоправной деятельности В., связанной с незаконным оборотом наркотических средств (спайс) и лично организовывал совместно с В. «точки» сбыта наркотических средств. То есть знаком не был, но лично организовывал точки сбыта!
Совокупность таких противоречивых фактов, однозначно свидетельствует о их фальсификации, «подгонки» под наличие «оперативной информации», обличающей действия моего подзащитного, целью которых является дальнейшая организация и проведение незаконного оперативного эксперимента, иначе говоря провокации преступления.
В материалах дела нет ни одного допустимого и законно (или незаконно) добытого свидетельства, неоспоримо подтверждающего факт получения взятки моим подзащитным (о дне, так называемой реализации, я выскажу свое мнение ниже).
Утверждение, что В. и А., вступив в преступный сговор, получили денежные средства в размере 200 000 руб. и распределили их между собой – абсолютно бездоказательно.
Допрошенные в судебном заседании свидетели, представители общественности, М., К., Г. и др., якобы участвовавшие при выдаче денежных средств, а также диктофона «Эдик-мини» и прослушивании диктофонной записи, дали противоречивые, сумбурные показания, которые явно противоречат иным доказательствам по делу. Не установлено, в присутствии кого именно из представителей общественности выдавался диктофон «Эдик-мини», кто ставил свои подписи на белой бумажке, которой был оклеен USB порт, а также, в присутствии кого именно из понятых диктофон возвращался и осматривался, и кто именно подтвердил целостность находившейся на нем информации. Например, М. говорила, что присутствовала при выдаче диктофона, тогда как ее подписи в протоколе нет, а стоит подпись совсем иных лиц и т.д.
Судами очевидные противоречия не были устранены. В судебных актах указано, что показания понятых правдивые, что они действительно присутствовали при проведении оперативных мероприятий. Мы и не оспаривали их присутствие. Однако, осталось не восполненным, в каких именно оперативных мероприятиях они участвовали.
В протоколе осмотра и выдачи денежных купюр, например, стоит время 23.10, тогда как встреча в этот день с моим подзащитным состоялась в восемь часов вечера. Суд апелляционной инстанции указал, что при составлении протоколов была допущена техническая ошибка. На каком основании суд сделал такой вывод, не ясно. Лица, присутствовавшие при составлении указанного протокола, по факту времени выдачи денежных средств не допрашивались, о технической ошибке никто из них не свидетельствовал. Такое же нарушение усматривается в апелляционном определении, где судья указывает на «техническую ошибку» при составлении документов, содержащих государственную тайну, вероятно позабыв о том, что уголовно-процессуальное законодательство не содержит такого понятия как «техническая ошибка».
Заявление П., в котором она просит принять меры к В., совершающему, по ее мнению, противоправные действия, не было зарегистрировано в КУСП МВД (книге учета сведений о происшествиях).
Верховный Суд РФ в своих актах неоднократно указывал, что когда в материалах уголовного дела нет зарегистрированного в КУСП заявления, то не имеется и процессуального основания для проведения ОРМ.
При этом, одним лицам приговоры с таким нарушением отменяют, а моему подзащитному приговор оставили в силе. Принцип равенства граждан перед законом и судом явно не действует.
В ходе оперативного эксперимента агенту П. выдавались мобильные телефоны фирмы «Nokia» с различными номерами IMEI.
Постановлением судьи Мосгорсуда разрешено прослушивание телефонных переговоров с гаджетов, c указанными в ходатайстве номерами IMEI.
На снятых с компакт дисков расшифровках телефонных переговоров, указаны номера телефонов, с которых снималась информация. Однако, информация о том, откуда в настоящем уголовном деле появились эти телефонные номера, к телефону с каким номером imei они относятся, как копировалась и снималась информация, кто давал разрешение на прослушивание вышеуказанных номеров телефонов, в материалах дела отсутствует.
Судами эти важные обстоятельства проигнорированы.
В основу обвинительного приговора суд положил показания П., в том числе и о том, что эти телефонные переговоры велись между ней и В., а также между В. и А.
Однако, мой подзащитный неоднократно заявлял, что своего голоса на записи не узнает и ходатайствовал о проведении фоноскопической экспертизы. И в ходе предварительного следствия, и в ходе судебного заседания ему в этом ходатайстве было незаконно отказано.
Кроме того, не было соблюдено право моего подзащитного на осмотр и прослушивание фонограмм в присутствии лица, чьи телефонные переговоры записаны (ч.7 ст.186 УПК РФ). Следовательно, он был лишен возможности изложить свои замечания к протоколу. Это нарушение осталось судами незамеченным.
Мной перечислены далеко не все доказательства, которые в соответствии с законом, должны были быть признаны недопустимыми и исключены из доказательственной базы. Но этого не произошло. Как мы не старались, судебные инстанции не приняли ни одного нашего довода.
Настоящее уголовное дело буквально соткано из недопустимых, фальсифицированных доказательств, неумело и непрофессионально составленных документов, лживых показаний, провокационных действий внедренного лица, попустительства следственных органов и органов прокуратуры. Вызывает абсолютное недоумение и позиция судов, нежелающих разобраться во всех перипетиях данного дела, полностью вставших на сторону обвинения. Обвинительный уклон суда усматривается и в том, что в нарушение уголовно-процессуального законодательства ни на одно ходатайство, заявленное стороной защиты и осужденными, не было получено мотивированного постановления суда. В апелляционном определении доводы ходатайств рассмотрены формально, что недопустимо.
При таком количестве нарушений никак нельзя говорить о виновности моего подзащитного в преступлении, предусмотренном п. «в» ч. 5 ст. 290 УК РФ. Все действия органов ОСБ, весь проводимый ими в течение двух месяцев оперативный эксперимент, являет собой одно длящееся противоправное действие, закончившееся, так называемой, «реализацией», с так называемой передачей взятки в размере 90 000 руб.
В результате–обвинительный приговор. Но действия сотрудников правоохранительных органов изначально незаконны и недопустимы, а достигнутая ими в итоге цель в виде передачи денежных средств осужденным являет собой грубую, неприкрытую провокацию преступления.
Вина гражданина, которому вынесен приговор, должна быть доказана и обоснована. Но материалы настоящего уголовного дела скорее свидетельствует об очередной фальсификации и компиляции.
В одном из своих интервью Председатель Верховного Суда РФ В.М. Лебедев сказал, цитирую: «сон права рождает произвол».
Нами подана жалоба в последнюю инстанцию на имя Председателя Верховного Суда Российской Федерации.
Очень надеемся, что Вячеслав Михайлович «разбудит» право.
Адвокат МКА «Карабанов и партнеры» Мария Габрилович